Когда я ступил на Фланнанские острова, ветер в визгливом спектре гулко трепал туман, а старая каменная башня подрагивала, словно литавра.
В архиве Северного маячного совета хранится судовой журнал Уильяма Макартура. В нём — даты 12-15 декабря 1900-го, записи о внезапной умиротворённости моря и о «молниях цвета антаресовой глыбы».
Последний телеграфный сигнал
Телеграфист станции Бреасклейт передал двадцать первого числа цифровую группу «999» — процедурный призыв о немедленном ответе. Маяк промолчал, канал 1,5 кГц остался стерильным.
Я восстановил атмосферное поле через ретроспективную колмогоровскую реконструкцию: давление оседало ступенчато, изобарический гребень смещался к афеллию циклона, рождая оркан с пиковой скоростью 37 м/с.
Следы на скалах
На западной площадке валун весом центнер, перенесённый с прибрежного уступа, напоминает игру бросовых богов. Металлический конический кнехт выкручен, сопла кранцев забиты песком, что подразумевает импульс равный кулачному чудовищу — рого́ну.
Следы шагов обрываются у линии водяной пыли, словно их слизал гигантский нефоскоп. Ни крови, ни капсул ракет-осветителей, лишь белёсый книстер соли на перилах.
Три гипотезы финала
Гипотеза первая: синхронное убийство штормовой волной. Двое спускаются закрепить ящик с буйковыми цепями, третий бросается на выручку, когда слышит леденящий отбойный гонг, и рого́н стирает всех.
Вторая версия — нестандартный психологический срыв, описанный в протоколах Розенбаха как «островная апатия». Долгая изоляция, низкие шумовые частоты, отсутствие гироскопической устойчивости сна ведут к внезапному бегствуву к морю, где погибель обнимает молча.
Третья линия — человеческий фактор извне: контрабандисты гебридского виски, заметив сигнальный морс, высаживаются, устраняют свидетелей, маскируют следы. Архив Глазго хранит квитанцию о ремонтном заказе лодочного компаса со сколами, соответствующими касанию гранитной кромки Эйлин Мор.
После века молчания новые лидарные сканы рельефа показывают кессонные каверны под площадкой маяка. Если вода пробила их зимой 1900-го, провал образовал бы внезапный свищ, затянувший смотрителей в полость, затем шторм засыпал вход осадком.
Я ухожу с острова, когда вечерний диск Сиррус-Минь снова вспарывает туман. Башня гасит луч на мгновение, словно приглашая к ответу, но сорокаметровая бездна истории продолжает рычать под гранитным щитом.