Я познакомился с мананангалом, работая с хрониками Висайских островов. Архивы, полевые записи, киноленты — каждая среда хранит собственный ракурс на существо, раскалывающее себя и воображение очевидцев.
В регионе Бикол историки описывают его женское лицо, тонкий крик, похожий на звук кувалда-камбана в сумрачном кокосовом гаю. Перед рассветом фигура отбрасывает тень, схожую с вытянутым парашютом, в полдень имя табуировано, поскольку слово несёт статус сигилло.
Торс отделяется
Мананангал главным образом прославился свойством расщеплять тело по горизонтали. Верхняя половина, снабжённая кожистыми крыльями, взмывает к облакам, пока нижняя застывает на земле, будто заброшенный ларингофон. Фольклористы называют приём «аутотомия» — у ящериц хвост, у хищницы половина туловища. Местные жители посыпают оставшуюся часть смесью извести, пепла и боракса, надеясь остановить обратное сращение к первому лучу солнца.
Ночная охота
Диета монстра включает амниотический плод — сердце нерождённого ребёнка. Поверье описывает тонкий трубчатый язык, сравнимый с антенной комара, удлиняющийся до жилища беременной женщины. Ветер приносит звук «тик-тик»: чем слабее гул, тем ближе летун — акустическая инверсия пугает деревню. Этнолингвисты объясняют сигнал эффектом дуплексного слуха, когда высотные частоты рассеиваются к горизонту, маскируя точку атаки.
Экранные реинкарнации
Колониальная печать конца XIX века использовала образ мананангала как аллегорию разделённого сообщества. В 1927 году газета Herald печатала карикатуру: полуотсечённая чиновница, парящая над урной с бюллетенями. Затем пришли фильмы: «Manananggal in Manila» (1969), «Tiktik: The Aswang Chronicles» (2012). Каждая лента усиливает зрелище отделения торса при помощи клюш-эффекта — приём, при котором сцена строится на резком наклоне камеры, формируя чувство дислокации у зрителя.
Защита от летающего хищника базируется на апотропейных практиках. Соляной круг, задушистый баррифраг (смесь смолы даликанга и головок чеснока), алинис (красный шёлковый шнур) — весь арсенал выглядит, как импровизированный химический щит. Я встретил в провинции Капиз старую хилот, которая прикрепляла к крыше глиняную свистульку «банггиро». Когда крылатый торс проникал в воздушный поток, разряжённый вихрь заставлял свистульку визжать, отпугивая агрессора.
Мананангал лёгок на подъём, тяжёл в символизме. Он переносит страх перед ночной внезапностью, женской трансгрессией, политическим разломом. Пять описанных граней рисуют существо сопротивления, которое словно литавры в грозе, выдаёт собственным грохотом ритм жизни архипелага — от аграрных поселений до мегаполиса Кесон.