Оглядываясь на пантеон массовой культуры, понимаешь: самодостаточных выдумок почти нет. За плакатными образами нередко маячат лица из газетных вырезок и выпускных альбомов. Десять примеров — в хронологии от британского школьного двоечника до профессора-беглеца.
Лица за масками
Пухленький Piggy из романа Голдинга списан с ученика, доводившего молодого преподавателя до мигрени: мальчишка поправлял каждого одноклассника, задыхался от астмы и прятался за стеклами-лупами. Голдинг вписал обиду и сочувствие в единый оксюморон, подарив миру метафору уязвимой рациональности.
Индиана Джонс вырос из архивов Национального географического общества, где режиссёр Спилберг нашёл фотокарточки Роя Чэпмена Эндрюса. Пальто-дастер, хлыст, брезент пустынных экспедиций — прямые цитаты с этих снимков. Сам Эндрюс умел превращать палеонтологию в шоу и отстаивал находки, устраивая провокативные лекции-кабаре.
Конан Дойл слушал хирургические разборы Джозефа Белла: профессор диагностировал болезни, опираясь на малейшие трещинки на ногтях пациентов. Автор назвал метод дедукцией, чем ввёл в оборот термин, соседствующий с краниологией в викторианских журналах.
От лаборатории к казино
Флеминг скроил 007 из нескольких разведчиков Управления военно-морской разведки. Сильнее остальных просматривается след боснийского авантюриста Душана Попова: юркий акцент, склонность играть ва-банк в «Казино Эшендорф», привычка пить шампанское под утро. Прототип добился прозвища «Трико» за любовь к азарту.
Тони Старк вышел из тени Говарда Хьюза — миллиардера, что строил гидропланы, снимал кино и воевал с микробами. Сквозь броню героя просвечивает маниакальная энергичность Хьюза, его технофилия и стремление к рекордам, описываемое психиатрами термином «гипертимность» (устойчивая приподнятость настроения).
Создатели Tomb Raider Тоби Гард пересматривал хронику с Амелией Эрхарт и сессии фотомодели Неллы Портер. Из первого источника пришла целеустремлённость авиаторши, из второго — гибкая пластика. Прическа-корона, пистолеты-близнецы — чистый палимпсест, где авантюризм сплетён с модным глянцем.
Криминал, кухня, кабаре
Крестный отец из книги Пьюзо звучит голосом Фрэнка Костелло. Гангстер умел шептать угрозы так тихо, что сенаторы наклонялись ближе, будто к радиоприёмнику. Марлон Брандо перед съёмками слушал фонограммы Костелло и копировал сиплый тембр, пропитанный виски и горячим бронксским воздухом.
Томаc Харрис встретил хирурга Альфредо Балли Тревиньо в монтеррейской тюрьме. Доктор-убийца говорил о гастрономии так, словно читал лекцию по калокагатии — античному поиску гармонии тела и духа. Элегантная дикция, отсутствующий пульс на запястьях — детали, перекочевавшие в портрет Лектера.
Морская ведьма из «Русалочки» обязана облику дрэг-диве Дивайн. Аниматоры Диснея срисовали макияж-капюшон, дымчатые брови-серпы и горделивый смех, звучавший в балтиморских клубах. Перламутровые щупальца стали карикатурным оммажем балету борцов с гендерными штампами.
Джефри «Чувак» Лебовски — слегка приукрашенный образ продюсера и активиста Джеффа Доуда. Стаканчик с кавой и молоком, словцо «abide», пижама на городских слушаниях — хроника жизни хиппи, успевшего участвовать в проекте SDS. Братья Коэн довели контраст до гротеска, добившись эффекта Пигмалиона: глина стереотипа обрастает плотью, пока зритель не начнёт путать экран и улицу.