Я открываю репортёрскую тетрадь ровно в тот миг, когда на сцену Дома журналистов поднимается поэтесса Марина Зорич. Зал плотный, как фок-мачта, над головами зрителей колышутся бумажные вымпелы с черепом и костями. Официальный повод — презентация антологии «Соленые баллады», собравшей три десятка стихотворений о странствиях, гюйсах и кабельтовах.
Хроника презентации
Микрофон ловит голос, в котором слышится хриплый посвист шпиля. Зорич читает верлибр про «ларго-бунтас» — это жаргонный морской сигнал «полный вперед». Ритм безударных пауз напоминает о скандинавском драббле, но слова пахнут Карибами: «Парус — арфа ветра, ром — тёплый обет». Аплодисменты срываются раньше финала, словно топ-галанты, не выдержавшие шквала.
На мультимедийном экране вспыхивают гравюры XVII века. Репродукции снабжены пояснениями к редким терминам: «скальяджер» — матрос на сигнальном посту, «кувирей» — короткий абордажный кинжал. Под кадром крутится бегущая строка с новостной сводкой от издателя: тираж 5 000 экземпляров, дистрибуция — независимые книжные и портовые клубы Марселя, Ла-Гуайры, Одессы.
Верлибры под парусом
Далее выступает Иван Таир, известный по ежедневным сводкам о культурных дебютах. Он выбирает форму нонет — девятистрочник с нисходящей силлабикой. Литературные критики называют такой рисунок «парусной лестницей»: строка из девяти слогов спускается до одного, будто грот, убранный на закатном рейде. В тексте Таира слышится термин «камбузный псалом» — ритуальная песня коков перед выходом в шторм.
Отдельного внимания заслуживает музыка. Электро-шансонье «Левантийский Сквайр» вставляет в фон «скампаниду» — старинный ритм барабанов, сопровождавший набор команды на Манильских галеонах. Бит подчеркивает строфы, как наблюдательный пункт стробоскопом выхватывает кромку кипящего моря.
Кумпанство читателей выстроились в очередь за автографами. На столе — чернильница с густым, как деготь, сепией: говорят, пигмент добыт из коры каменного дуба на Тенерифе. Одна из слушательниц приносит футляр с миниатюрным октантом, Зорич выводит подпись прямо на латунной дуге. Трофейный жест фиксирует репортёрская камера, и кадр мгновенно уходит в ленту агентства.
Баллада, по сути, остается новостью в стихе: сюжет краток, фактура плотная, событие моментально превращается в культурный мем. «Соленые баллады» доказывают: пират как персонаж не заперт в музейном койке, он шагает по подиуму текущих информпотоков, описывая дугу клинка не только в воде, но и в разлинеованном эфире.
Через час софиты гаснут, паруса-декорации складываются, а я заношу в ленту итоговое резюме: верлибры и сонеты прошли абордаж приемной аудитории без единого выстрела. Пиратская лирика вновь поднимает флаг, бросая якорь в пространстве новостей, и мой репортаж служит тому картой румба, начертанной чернилами свежих впечатлений.