Лента агентства мелькала строками, а у меня перед глазами крутилась единственная фотография — сын, смеющийся на школьном дворе. Рабочее утро шло размеренно, пока сигнал с мобильного не сломал ритм.
Шумный звонок
Учитель сообщила: мальчик сорвался с турника, рука под подозрением на перелом. Я поймал дыхание, сохранил черновик выпуска и выскочил из аппаратной. Коридор телецентра гудел, словно дизель-генератор во время грозы. Коллеги обсуждали рейтинги, а у меня в ушах стучал сухой травматологический термин «дистракция» — латинское «растяжение».
У входа в здание камера автоматически цепляла посетителей, фиксируя температуру. На дисплее мелькнуло моё лицо — оттенок глины, не репортёрский загар. В голове блеснула апосиопеза — фигура умолчания, когда мысль обрывается, потому что продолжение обжигает.
Неожиданный кадр
Дорожные полосы сливались в одну, будто монтажёр резко перетянул таймлинию. Серенады клаксонов напомнили саундтрек к хронике чрезвычайного выпуска. В отделении травматологии запах антисептика оказался крепче эфирного сигнала. Сын сидел на кушетке, держа руку, перевитую временной шиной. В его взгляде было меньше боли, чем досады: сорвал собственный рекорд по подтягиваниям.
Врач-рентгенолог, словно оператор с долей эзотерики, вывел на экран снимок. Чёткая линия без смещения. Ни трещины, ни перелома. Палинодия — публичное отречение, теперь уже моего страха. Я отпустил плечи, почувствовал, как голос возвращает резкость, пригодную для прямого эфира.
Редакционный вывод
Обратный путь занял семь минут тишины. Сын рассматривал гипс-повязку, будто эксклюзивный мерч, я же искал формулировку, объединяющую дни рождения, сводки трафика и детские синяки. В кадре большого города каждый беговой дубль резко обрывается, если главное действующее лицо — ребёнок.
К вечеру выпуск вышел без пересъёмок. В финале я добавил двадцатисекундный спурт: новость о школьных тренажёрах, подпитанную личным опытом. За титрами остался эпизод, где поверх офисного неона мы с сыном обсуждаем его будущий рекорд. Диалоги не попали в эфир, зато попали в память, словно архивная плёнка, которую никому не придётся монтировать.