Я собрал данные во время последней экспедиции к архипелагу Малых Зондских островов. Сотни часов наблюдений за Varanus komodoensis показали, чем питается крупнейший наземный ящер планеты.

Питание хищника островов
Основу рациона составляют тиморские олени, кабаны, крупные птицы, а при случае — буйволы, павшие по причине травм или старости. Хищник реагирует на феромоны разложения за несколько километров и прибывает раньше большинства иных некрофагов. Реже фиксируется поедание кашалотов, выбросившихся на берег, факт подтверждён рыбаками Ринка. Варан способен проглотить тушу, равную трети собственной массы, благодаря эластичной мандибуле и кинетическому черепу. Молодые особи занимают нишу в кроне марантовых кустарников, поедая цикад, ящериц, яйца птиц. Такая стратегия снижает вероятность каннибализма со стороны взрослых.
Роль яда и бактерий
В слюнных железах обнаружен слабый гемотоксин. После укуса давление в кровеносной системе добычи падает, сворачиваемость ослабляется. Ящер выслеживает обессилевшее животное, полагаясь на орган Якобсона, распознающий метаболитов ые шлейфы. Старые работы акцентировали пастерелл, выделенные из ротовой полости рептилии. Новые данные указывают, что критическое значение имеет venom, а не микробный коктейль.
Повадки и сезонность
В сухой период плотность жертв снижается, и рептилии переходят на эурифагию, включая в рацион кокосы, папайю, мореплавателей из числа крыс. В сезон дождей копытные стягиваются в низины, и вараны устраивают засаду возле троп. Среднее время до успешного броска — 18 секунд, вывод сделан по записям видеоловушек. Зафиксирован каннибализм: до десяти процентов питания взрослых составляют сородичи ростом до полутора метров, что снижает внутривидовую конкуренцию. Приносимый течениями аллохтонный ресурс — туши китов — поддерживает метапопуляцию на северных пляжах.
Экосистема Ринка и Комодо лишена крупных хищных млекопитающих, поэтому варан выступает топ-предатором. Его пищевые привычки формируют ландшафт страха для копытных, удерживая их от длительного выпаса и предотвращая эрозию почв. Научное сообщество называет это влияние «трофической архитектурой».