Ночная лента новостей вспыхнула сообщением о «гигантском пресмыкающемся», замеченном в сквере рядом с Обводным каналом. Я сразу узнал почерк брата: цветная нейлоновая муляж-змея, которой он развлекался ещё на студенческих каникулах. Тогда эта игрушка пугала только уток, сейчас – весь квартал.
Иллюзия на совесть
Утром я встретил брата у подъезда. Его глаза сверкали, как у эйдетика, видящего мир кадрами сверхчёткого кино. Он хвастался тем, что «запустил апосематизм» в массы: яркое, будто ядовитое, тело змеи действует на психику быстрее любой сирены. Я пытался вникнуть в тонкости, но краем уха уже ловил новости о пробке из-за «рептилии» – люди объезжали сквер по кругу, словно избегали карантинной зоны.
Город под паникой
К полудню контент-агрегаторы захлебнулись от репостов. Видеоряд: полицейский в бронежилете, дворник с лопатой, пара студентов, обсуждающих ксантелазму на шее друг друга, будто жёлтые бляшки связаны с укусом змеи. Я позвонил знакомому в дежурной части, тот процедил: «Ваш брат опять развлекается?». Теперь розыгрыш превратился в так называемую «контоминацию паники» – когда тревога мигрирует от одного инфоповода к другому, накапливаясь, словно заряд в конденсаторе.
К заходу солнца площадь перед сквером заполнилась телестанциями. Репортёры устанавливали штативы, зная, что драму лучше «стримить», чем пересказывать. Мой внутренний кодекс требовал объективности: я не имел права скрывать причастность семьи к суматохе, однако редакция ждала сюжета, а публика – острых ощущений. Популярный блогер догадался о подвохе и устроил собственный розыгрыш: привязал к квадрокоптеруеру резиновую крысу. В небе кружилась экспоненциальная ложь.
Финал без обиняков
Я нашёл брата на чердаке нашего дома. Он сидел, обложенный газетами, где вывески кричали о «змеиных рейдах». Взгляд устал: вместо адреналина – лёгкое раскаяние. Пришлось действовать через администрацию города: мы устроили показательное разоблачение. Камеры поймали момент, когда я поднял нейлоновый шнурок, тянущий муляж, – толпа ахнула, но тут же перешла на смешок. Полиция ограничилась профилактической беседой.
Ночью я писал сводку. Вставил абзац о том, как информационная экосистема реагирует на визуальную фальшивку, быстро превращая её в угрозу. Привёл пример Флуоресцентного синдрома – боязни ярко окрашенных объектов, возникшей после выхода фильма о ядовитых лягушках. Подчеркнул: любой факт, отделённый от проверки, мигом превращается в змею из нейлона.
Брат принёс кружку какао и тихо шепнул: «Никогда прежде не видел, как слова укрощают чудовище». Я улыбнулся: слова – моё холодное оружие, а нейлоновая змея стала поводом напомнить об осторожности в эпоху моментального тиражирования паники.