Ночной коридор редакции пах свежей типографской краской и несъеденным обедом верстальщика. Я выключил мониторы, свернул ленту ТАСС в карман и пошёл к лифту. Голову занимала свежая сводка Росстата: реальная зарплата населения стагнирует пятый квартал подряд, индекс потребительских настроений просел на четыре пункта. Для меня эти цифры звучали как монотонный метроном, пока звонок девушки не расставил акценты. Она настояла: «Берись за халтуру, иначе к отпуску будем глодать гранит». Ультиматум прозвучал без эмоций, будто читала прогноз погоды.
На старом диване
Дома, на продавленном диване цвета ноябрьской глины, я открыл семейный бюджет. Цифры действительно тревожили: аренда, коммунальные, страховка на автомобиль, микрокредиты за прошлогодний смартфон. По сухому балансу выходило: после обязательных платежей остаётся сумма, сопоставимая с ценой хорошей пиццы. Девушка уверена: мой талант рерайтера принесёт спасение. Её работа администратора в студии йоги платит пунктуально, но не покрывает желание летать во Вьентьян и пить матчу из кокосовой скорлупы.
Я предложил сократить подписки, отказаться от такси, пожить без кинотеатров. Ей такой сценарий показался лишённым романтики. Имидж пары, гуляющей по барам с джаз-бендами, для неё символ социального гандикапа — потери статуса при экономии на досуге. Аргументы про экономику семейства разбились о стену эффект Веблена, когда дорогая вещь ценится именно из-за цены. Подработка оказалась единственной картой в колоде.
Первый разлад
Согласился, хотя внутренний контрамотив — психологический толчок, вызывающий обратное действие — рос, как трещина в зеркале. Начал брать ночные вычитки пресс-релизов для региональных компаний. Задача рутинная: убрать жаргон, прописать факты, вставить корректное ударение. После восьми часов в новостном потоке такой марафон превращал голову в кипящий котёл. Я ловил алогизмы (логические сбои) даже в собственных мыслях, а под утро слышал вербальные фантомы дикторов.
Девушка встречала меня смузи и очередным списком желаний. Платье с неоновой вышивкой, курс по аюрведе, квест-комната на выходные. Я записывал формулировки, как редактор протокола думского заседания, хотя спал по три часа. Сон превратился в power nap — короткий 20-минутный обморок между абзацами текстов. На третий месяц организм выдал сомнамбулизм: однажды я продолжил редактировать невидимый пресс-релиз прямо во сне, пальцами по одеялу.
Лабораторный анализ крови показал хроническую гипергликемию. Лечащий терапевт применил термин «какофагия» (поглощение пустых калорий) из-за ночных перекусов энергетиками. Я выполнял задачу живой машины, при этом экономическая выгода едва перекрывала антидепрессанты, выписанные после приступа тревоги.
Финальный диалог
Окончательная сцена разворачивалась после майской грозы. Я принёс домой распечатку очередного контракта. Девушка читала, морщила лоб: «Сумма слишком мала, возьмись ещё за два проекта». Голос не поднимался, слова звучали почти нежно, но я услышал в них хруст сломанной шестерёнки. Выдавил: «Подработка съела мою личность. Журналист, превращённый в клавиатуру, не интересен ни аудитории, ни тебе». Ответ: пауза, как в эфире, когда спутник теряет сигнал.
Наше молчание длилось долговадцать секунд — редакционный норматив катастрофы. Потом она закрыла ноутбук и впервые за полгода сказала: «Отдыхай». Символический конец ультиматума, но не истории. Экономическую хронику семьи придётся переписывать, ставя во главу не индекс потребления, а ресурс нервной системы.
Сейчас слушаю дождь и перечитываю трудовые договоры как военный корреспондент отчёты о потерях. Решил оставить одну ночь подработки в неделю, больше не. Девушка ищет вечерние смены в коворкинге. Планы ещё туманны.
Сочетание репортажной сдержанности и домашних страстей напомнило древний термин «трагедийная вереина» — слияние газетного факта и личного катарсиса. Счёт идёт вовсе не в рублях, выигрывает тот, кто сохранил голос и не растворился в кликах.