Я много лет освещаю границу жизни и смерти для новостных лент, однако тема финальных сновидений остаётся самой личной среди имеющихся сюжетов. Нынче делюсь итогами бесед с нейрофизиологами, наблюдениями из хосписов и собственными полевыми заметками.
Картина на исходе
Портрет предсмертного сна складывается из повторяющихся мотивов: светящееся пространство без источника, знакомые голоса, чувство легкости, отсутствующее в бодрствовании. В отчётах Гарвардской лаборатории по клинической танатологии указывается частота фраз «меня ждут» и «пора домой». Психолингвисты называют феномен «обратная проекция» — мозг рисует место, где умерший якобы уже побывал.
Я разговаривал с дежурными медсёстрами в Екатеринбургском хосписе. Они фиксируют у терминальных пациентов одинаковую позу при пробуждении: ладонь раскрыта, будто человек держал невидимую ручку двери. Ассоциация с переходом звучит и в словах пациентов: «дверь открылась — стало тихо».
Нейрофизиологический узор
ФМРТ показывает вспышку дельта-ритма, за которой следует волна тета-сигналов. Команда доктора Сиппера назвала каскад «танатический коридор». Такой коридор задействует височно-затылочную сеть, чья задача — конструирование трёхмерных образов. Аргинин-вазопрессин, выполняющий роль нейромодулятора, достигает пика за десять минут до биологической остановки, усиливая зрительные сцены. Термин «эйдофазия» (короткое вербальное видение) помогает описать всплывающие фразы без полноценного диалога.
Шаг за порог
Культура влияет на декорации сна. В исландских отчётах сквозит образ лавовых полей, японцы описывают бамбуковый мост, а жители Западной Африки — колодец с зеркальной водой. При этом эмоциональный вектор совпадает — спокойствие, принятие, отсутствие боли.
Символическое содержание сна подчинено закону «энтропийного сливания» — термин ввёл британский учёный Карбери. Чем ближе финал, тем меньше различий между памятью, фантазией и текущим восприятием. Сознание словно закрывает архив, заменяя разрозненные файлы цельной панорамой.
Я встречал единичные описания тревожных сцен: обваливающаяся лестница, гул поездов без света. В каждом случае присутствовал тяжёлый болевой синдром или интоксикация. После болеутоляющей коррекции сон возвращался к светлым мотивам.
Заключительный аккорд нервагона (так называют скачок глутамата в украино-польской школе нейрохимии) совпадает с редким феноменом «акустического радуга» — человек слышит созвучие, напоминающее одновременно шелест ветра, хор и детский смех. Слуховых галлюцинаций при клинической коме не фиксируется, радуга возникает лишь при сохраняющемся стволовом ответе.
В свидетельствах родственников повторяется одна сцена: спящий словно прислушивается, губы двигаются, будто он отвечает, хотя вокруг тишина. Психологи связывают это с латентным диалогом с автобиографической памятью. Термин «автогнозис» обозначает беседу субъекта с собственным прошлым в неполном сознании.
Я оставляю блокнот рядом с койкой, задаю вопрос тихим голосом, жду минуту, затем подсвечиваю записью биоритмов. Ответов не слышно, однако счётчик дыхания улавливает короткое учащение — призрачный кивок на границе времен.
Сон перед смертью напоминает обратный старт космического аппарата: не взлёт, а мягкая посадка в неизвестный порт. Шума двигателей нет, только мерцание внутренних огней, после чего приходит покой.