Ночь выдалась тихой, пока из городского сквера не донёсся пронзительный крик, напоминающий разомкнутый аккорд на фаготе. Диспетчер принял сообщение о павлине, перешагивающем клумбы шестью лапами. Я срочно прибыл к фонтану: птица бросала тень, похожую на сложенный парашют, и вела себя так, будто поставлена на репетицию красочного карнавала без зрителей. Пёстрая шлейка вибрировала — позже орнитологи назовут этот феномен орнитоклазмом — спонтанным расщеплением перьев.

Хроника утреннего переполоха
Пока павлин отрабатывал новый алгоритм походки, мимо проскакали коровы на роликах. Колёсики искрили, а гул копыт создавал эффект фазовой модуляции, привычной для радиолюбителей. Дальше — больше: из бетонной чаши фонтана «вынырнули» дельфины, отлитые из того же материала. Они скользили над водой, словно струи ртути. Инженер коммунального хозяйства воскликнул о нарушении закона Архимеда, однако сам факт вызвался зафиксировать методом ореостратографии — анализом пылевых шлейфов в воздухе.
Версии зоологов
К полудню площадь обступили эксперты. Один предложил гипотезу парагенезиса: соседний цирк уронил на территорию контейнер с экспериментальными феромонами. Другой напомнил о кондитерской разновидности галлюцинации — синдром «сахарного миража», возникающий после дегустации трёхкилограммовых зефиров. Я запросил данные с камер наблюдения, архив показал чистый тайм-код, словно плёнку протравили формальдегидом. Зоологи спорили, сравнивая лапы павлина с палиями гидротермального происхождения — спор отсылал к глубинам Тихого океана, куда ни один павлин не залетит даже во сне.
Эпилог без морали
К вечеру животные исчезли. На асфальте осталась замысловатая спираль, похожая на нотную дорожку Моцарта, и едва слышимый запах ванили с примесью озона. Я пересчитывал статуи, сверял инвентарные коды, штудировал муниципальные отчёты: ни одной пропажи. Город уснул, будто утренний сюрреализм был коллективным зевком. Репродукторы на столбах продолжили вещать привычный прогноз погоды, там не упоминали шестилапых птиц или роликовых бурёнок. Однако библиотекарь, заметив мою усталость, шепнул: «Небылица живёт, пока кто-то фиксирует детали». Я закрыл блокнот: материал готов, мир устоял, а крыша фонтана хранила едва различимый след хвоста, выгравированный ветром.