Ночной репортаж из палаты сомнологии: во время полисомнографии пожилой пациент часто просыпается, подобно кораблю, выныривающему из тумана. Я фиксирую короткие всплески бета-ритма, затем вновь наступает тихая дельта-долина. Такое фрагментарное плавание типично после шестидесяти: гомеостатическая «пружина» расслаблена, давление сна снижается, а циркадный генератор смещается к более раннему закату и рассвету.
Хронический недосып
Первичная бессонница встречается реже, чем принято думать: чаще причину подбрасывает ансамбль коморбидностей. Артериальная гипертензия поднимает ночной симпатический тонус, депрессия укорачивает фазу REM, а доброкачественная гиперплазия простаты вносит регулярные марши к санузлу. Каждый фактор теребит архитектуру сна, словно прохладный сквозняк шелковую завесу.
Изменения глубины сна начинаются с редукции N3. Медленные волны теряют амплитуду, просадочность удлиняется. Невроглия вырабатывает меньше аденозина — главного сомногена. — ослабление гомеостатического давления и лёгкий дневной сонливый туман, называемый hypersomnia diurna. Я слышу от респондентов образную жалобу: «мозг словно ходит в валенках».
Циркадные сдвиги
Супрахиазматическое ядро — хроноархитектор, но после шестидесяти его нейроны теряют часть вафато-сигналов. Пики выработки мелатонина и кортизола смещаются к раннему вечеру, поэтому «жаворонок»-пожилой просыпается ещё до рассвета. При этом искусственный свет улиц и экранов растягивает биологическую ночь, сбивая фазу на дополнительные градусы долготы.
Параллельно падает чувствительность рецепторов к орексину — бодрствующему «обезьяньему барабанщику». Переходы между состояниями делаются менее резкими, отчего человек легко засыпает в кресле перед телеэфиром, а затем столь же легко пробуждается от случайного фосфена на сетчатке.
Тактика коррекции
Фармакологическая артиллерия привлекается лишь при тяжёлых формах. В ежедневной практике я советую мягкие косвенные стратегии. Дневные прогулки синхронизируют супрахиазматическое ядро через ретиногипоталамический тракт. Лёгкая вечерняя растяжка повышает температуру периферии, ускоряя ночное охлаждение ядра — телесный «сигнал отбоя». При необходимости подключаю коротко-действующий мелатонин в дозе, согласованной с лечащим врачом-геронтологом.
Гигроскопичные метафоры полезны для самонаблюдения. Например, предлагаю пациентам представить сон как прилив, а бодрствование как отлив. Стоит уловить момент подъёма воды — сопротивление минимально. Тогда отход ко сну происходит без когнитивного скрипа.
Острая тема — гаджеты. Синий спектр 460 нм блокирует синтез мелатонина эффективнее, чем полицейский прожектор. Я рекомендую фильтр longue‐onde либо очки янтарного оттенка за два часа до сна. Эффект подтверждён актиметрией: засыпание ускоряется примерно на 15 минут, фрагментация снижается.
Покой для слуха — ещё один маркер качества. При слабом слухе наружные звуки реже ведут к микропробуждениям. Базовое слуховое протезирование уменьшает ночную фрагментацию так же сильно, как половинная доза зопиклона, без риска утренней инерции.
Сон и иммунитет танцуют в паре. Ночной дельта-период активирует глимфатический «насос», вымывая β-амилоид. Укорачивание N3 коррелирует с нарастаниемем когнитивного дефицита — я вижу это в свежих работах по Т-нитету. Правильная гигиена сна служит геропротекцией не хуже умеренной калорийной рестрикции.
Финал истории всегда индивидуален, однако общая картина ясна: сон в пожилом возрасте превращается из цельного полотна в мозаичную фреску. Я наблюдаю этот переход ежедневно и продолжаю искать способы, чтобы каждый фрагмент точно лег в общий сюжет ночного восстановления.