Полярная редакционная миссия началась буднично: проверил спутниковую антенну, зарядил аккумуляторы, уточнил координаты оленеводческого стада, которое предстояло снять на рассвете. Синоптики передавали слабую изморозь, поэтому один из операторов пошутил о «тёплом январе». До базы «Сарма-12» оставалось двадцать километров лесной грунтовки.
Снегопад ударил внезапно, выплеснув в темноту фрактальную пыльцу льда. Навигатор погас — литиевая батарея деградировала на субнульевой температуре. Машина рыскала между кедрами, через час мы увязли в сугробе высотой по капот. Операторы решили ждать утра, а я вышел на разведку, рассчитывая достичь старого лесосплава.
Через пятнадцать минут белая мгла захлопнула обратную дорогу. Звук ветра казался литаврами. Я применил метод «эхослед» — хлопок ладонями по воздуху, раздающийся эхом от стволов, — чтобы оценить плотность древостоя. Ответа почти не было: уклонился от маршрута и вышел на болотистую ложбину.
Метель и отчаяние
Ступни тонули в насте, голени сводило от криопарестезии (онемение из-за холода ниже −25 °C). Судорожно считал шаги, чтобы не потерять ритм. По ощущениям, лес бесконечно повторял одни и те же тёмные скилы веток. Когда запал карманный осветитель, мелькнули глаза — жёлтые, несмущённые.
Волчья стая материализовалась без звука. Могильные мышечные волны под шкурой мерцали, будто подо льдом шли токи. Инстинктивно поднял руки, спрятал взгляд — этолог Сергей Пеняев обучал: прямой контакт расценивается вызовом. Вожак обошёл полукругом, оставив между нами ровно семь метров, и сел.
Контакт с хищниками
Запах человека не пугает северных волков, они считывают намерение по микродинамике плеч. Я медленно присел, упёрся ладонями в снег, демонстрируя отсутствие агрессии. Вожак втянул воздух, после чего выдохнул короткую серию — аналог феромонного «позывного». Два подростка подошли ближе, поводя хвостами с амплитудой метронома.
Меня поразила их упорядоченность: стая двигалась синхронно, будто ансамбль хореографии Айседоры Дункан. Вспомнилась теория «нтеро-координации» (внутривидовой позы рухе) из этологии Барлоу. Когда волки развернулись к северо-востоку, я уловил в этом приглашение. Преимущество шанса перевесило страх, и я двинулся за ними.
Выход из бездорожья
Шли зигзагами, избегая карстовых выбоин. Луна вспыхнула сквозь облачность на семь минут, по моим замерам, благодаря чему снял короткий репортаж на инфракрасный модуль. Волчьи силуэты светились серебром — кадры намерен показать зоологам: в походке вожака заметен редкий признак «скесиса» (укороченный шаг вследствие старого перелома).
Каждые пятьсот метров вожак оставлял метку, затем оглядывался, проверяя, не отстал ли странный двуногий спутник. Ощущал себя персонажем саамского эпоса, хотя кровь стучала вполне материально, а пальцы в ботинках выбивали морзянку. За час покрыли, по расчёту секстанта, около трёх километров.
Неожиданно лес поредел, запах дыма ударил в нос. Перед нами вспыхнул оранжевый контур сторожки гидрологов — выброшенная сетью экспедиционных баз много лет назад. Волки остановились перед границей светового пятна. Вожак выл один раз, низко, почти басом, после чего стая растворилась в зеленом коридоре.
В домике нашёл печь, полено осины и консерву. Чугун нагрел воздух до плюс семи, руки снова приобрели осязание. За досками раздавались тёмные голоса тайги, но ни один зуб больше не блеснул в проёме. Утром вернулся к машине по координатам, записанным в ночь.
Операторы встретили меня так, будто увидели незнакомца. Показал им следы: волчьи, человеческие, параллельные борозды, заканчивающиеся у двери избушки. Они сняли крупный план. Спустя неделю сюжет вышел в эфир под заголовком «Стая проводников тундры».
Зоологи, просмотрев материал, подтвердили: вожак использовал сигналы сопровождения, похожие на те, что наблюдают при перемещении ежегодных выводков. Антропогенную причину объяснить никто не взялся. Калифорнийский нейроэтолог Ричард Сандерс, узнав о случае, прислал гипотезу о «когнитивном симбиозе» — временном альянсе двух видов ради совместной навигации.
Снежный привал выгравировал в памяти новые координаты взаимного уважения. Лес отдаёт путь тем, кто дышит с ним в одном такте, волки — дирижёры такого оркестра. Я выжил, потому что услышал ритм, а они — поверили тишине в моём сердце. С тех пор в рюкзаке лежит жетон из серебряной проволоки, изогнутой в форме волчьей лапы. Он напоминает: иногда безмолвие говорит громче репортажей.