Начало дежурства принесло запах тёплой типографской краски и непривычно легкий конверт без обратного адреса. Печатное письмо редкость, поэтому конверт сразу оказался в моих руках.
Свист подземных линий
Внутри конверта лежал фрагмент пергамента, пахнущий смолой и солью. Чернила образовали фразу: «Свиток дышит, встреча в 23:47, станция Зябликово, путь 3».
Указанный временной промежуток составлял четыре часа. Я сверил расписание, захватил диктофон, фонарь-ручку и спустился к серой аркаде метро, где вечная лампадефория (ритуальная процессия с огнями) воздуха превращает эхо в хриплый шёпот.
Дыхание свитка
Путь 3 закрыт на реконструкцию, однако старый пропуск охраны ещё действует. Я прошёл мимо турникета, чувствуя лёгкий бронхоспазм от пыли. На платформе мелькнула фигура в кобальтовом плаще, ткань напоминала тапестрий (шкура-безворсовый гобелен) из музея Ватерлоо.
Человек протянул свёрток. Бумага словно пульсировала, под пальцами ощущалось тёплое дыхание, как у хлебной корки после печи. Незнакомец прошептал: «Сделайте копию до рассвета, подлинник уничтожьте».
Я привык к утечкам и странностям, но живой пергамент перешагнул прежние границы. Под слоем смолы скрывалась карта туннелей, нарисованная тенью — свет от фонаря проходил сквозь линии, будто чернила сплавлены со звуком.
Выкладка фактов
Я вернулся в редакцию, включил газетный шёлково-шумный телетайп «Ласточка-127» и начал расшифровку. Ленты выводили сочетания знаков, совпадающие с координатами архивной кладовой газеты основания 1923 года.
В кладовой вместо пыли ждала пустота, стеллажи исчезли, напротивв меня разверзлась шахта, откуда исходил тот же солёный запах. Я опустил свиток — и услышал щелчок затвора камеры. Объектив был направлен на меня.
Охранник в форме газеты — силуэт из газетных листов — сделал шаг. Он сообщил, что фиксация завершена, и назвал меня оригиналом артефакта. В этот миг пергамент, лишённый хозяина, перестал дышать, а я почувствовал, как кожа начинает шуршать, превращаясь в целлюлозу.
По протоколу редакционного архива материал, принявший плоть, обязан вернуться в бумажное состояние. Листовая рябь перебралась на лицо, голос обернулся свистом печатных литер. В следующую секунду мои слова вышли лишь клише «конец ленты».
Когда проснулся телетайп, на ленте по-прежнему значилось: «Свиток дышит». Под печатным слоем стояла свежая дата, совпадающая со временем публикации заметки, которую сейчас читает неизвестный корреспондент. Финальный поворот: корреспондент — ты, не доверяй бумаге.