Ранний рейсовый автобус высадил меня у покосившегося почтового ящика. Передо мной раскрывалась кривая улица Болотная, где ещё держался утренний туман, пахнущий смолой и холодным овсом. Корреспондентская папка, насквозь пропахшая типографской краской, с трудом противостояла сырости, но записи требовали проверки на месте.
Отчётливое утро
Первая встреча состоялась у колодца. Староста Захар Груднев, известный в округе как ходячий синоптик, измерил мои часы по положению стрижей и заявил: «Ждать дождя к закату». В протоколе я отметил редкий термин «носуга» — так здешние жители называют северный шквал, при котором вода в амбарах поднимается, будто живёт самою собственной волной. Потрясённый точностью народной гидрологии, я двинулся дальше вдоль изб, выкладывая маршрут по запаху топинамбура.
К тому часу репортёрская ручка начала цепляться за бумагу: чернила сгустились, как сливки в глиняной крынке. Стадо молодых коз под предводительством мальчишки Фильки перегородило дорогу. Он предложил проводить до хмельного сарая, где крестьянки сушили махру. Там я услышал термин «саврань» — старинное наименование вил с короткой рукоятью, применяемых при закладке сена. Подобные детали усиливают хронографию деревенской рутины точнее любого диктофона.
Лунный посевной
Ночным рейдом отправился к посевной полосе. Жительница Оксана Поруб, хранитель древних лунных календарей, вывела меня на межу, помеченную кусочками кварца. При освещении молодой луны кварц искрил, выдавая фазу апогея. Оксана произнесла слово «флегма» — у пасечников так зовётся вязкий сок, собранный пчёлами до первой грозы. По местной традиции флегму капают на зерно, полагая, что получившаяся корка отпугивает мышей. Я записал факт без комментариев, оставив читателю пространство для выводов.
Когда тень кургана вытянулась через дорогу, сельский механик Глеб Гуслицын включил дизельный агрегат «Агрема-72». Звук напомнил мне барабаны гарагароги — так геологи обозначают подповерхностные шумы при движении грунтовых вод. Двигатель поработал ровно три минуты, после чего стих, тишина загустела, словно мёд на сквозняке.
Соль на подоконнике
В заключение дня я вернулся к избе, где женщина по имени Нина рассыпала соль полоской вдоль подоконника. Она назвала обряд «солонес» и пояснила: крупинки, отражающие лунный луч, служат сигналом для возвращения пчёл в холодный сезон. Подобная семиотика быта раскрывает ленту новостей фактами, которые столичный пресс-центр едва ли уловит.
Возвращаясь в город, я подсчитал четыре неизвестных термина, два обрядовых жеста и одну легенду о подземной воде. Деревня не просит репортажей, но отдаёт их, как река отдаёт туман: беззвучно, с достоинством. Моя запись окончена, диктофон хранит шёпот полей, а чернила пахнут дровами. Завтра лента новостей получит сухие цифры, однако за ними вскроется дыхание земли.